Основные темы и проблемы ранней поэзии А. Вознесенского
Андрей Андреевич Вознесенский (1933-2010) — русский поэт. Он родился в 1933 году в Москве. Уже в юности он обнаружил интерес к изобразительному искусству, к музыке и поступил в Московский архитектурный институт, который окончил в 1957 году. Интерес к поэзии проявился у Вознесенского также рано: в четырнадцать лет подросток отправил свои стихи Пастернаку, и мастер высоко оценил их, сказав, что дождался прихода настоящего поэта в современную литературу.
Вознесенский вошёл в русскую поэзию стремительно: в 1958 году публикуются его первые стихотворения, в следующем году он пишет поэму «Мастера». В 1960 году появляются первые сборники стихов: «Парабола» и «Мозаика», принёсшие автору известность. Успех Вознесенского пришёлся на пик всенародной популярности поэзии, его поэтическая манера поражала своей новизной и привлекала близостью к традициям русского футуризма, то есть связью с наследием Маяковского, Пастернака и поэтов начала XX века. С 1961 года поэзия Вознесенского получает широкое признание во всём мире: поэт выступает в США, завоёвывает популярность в Европе.
В 1964 году Вознесенский издаёт сборник стихов «Антимиры», и вскоре на основе этого сборника в Театре на Таганке ставится песенно-поэтический спектакль. Интересно, что именно тогда произошла творческая встреча двух мастеров нашей культуры: на сцену Таганки впервые выходит поэт и певец Владимир Высоцкий.
Связи с театром впоследствии укрепляются ещё больше: в 1980 году Вознесенский пишет стихотворное либретто, по которому в Театре имени Ленинского комсомола ставится рок-опера «Юнона и Авось», ставшая выдающимся явлением нашей культуры. Как истинный поэт, Вознесенский всегда восприимчив к современности, о чём свидетельствует сборник его стихотворений «На виртуальном ветру» (1998).
Поэзия Вознесенского объединяет в себе слово и выразительность живописи с архитектурной рельефностью, поэтому его стихи обладают значительным музыкальным потенциалом. Например, он искусно описал в стихах легенду о любви художника Пиросмани: в них слились безбрежность моря алых роз и глубокого чувства. Эти стихи положил на музыку композитор Раймонд Паулс, а песню — «Миллион алых роз» — вдохновенно исполнила певица Алла Пугачёва.
Поэтический процесс 60-х годов - явление широкое, сложное, неоднозначное. Было даже мнение о кризисе в поэзии этого времени. Оживлению литературной жизни во многом способствовало творчество начинающих тогда поэтов - Е. Евтушенко, Р. Рождественского, Б. Ахмадулиной, А. Вознесенского, выступивших со злободневными гражданскими стихами. Именно с этих поэтов возник термин «эстрадная поэзия».
Обратимся к творчеству Андрея Вознесенского, а конкретно - к одному из его самых ярких его стихотворений - «Живите не в пространстве, а во времени…». Вознесенский - «городской» поэт, но и он иногда уставал от «бытности» и обращался к «вечным темам», душевным переживаниям.
На самом деле, в этом стихотворении автор отходит от бытовых тем, так свойственных его стихам. Сливая воедино в жизни человека два измерения - временное и пространственное, он но не делает выводов и не навязывает единого для всех решения. Вознесенский оставляет выбор за человеком, хотя сам, конечно же, выбирает «временную» жизни, которая измеряется не только жизнью земной, но и жизнью вечной.
Творчество Андрея Вознесенского развивалось сложным путем. Незаурядный талант поэта, поиски им новых возможностей поэтического слова сразу привлекли внимание читателей и критики. В его лучших произведениях 50-х годов, таких как поэма "Мастера" (1959), стихи "Из сибирского блокнота", "Репортаж с открытия ГЭС", передана радость работы, оптимистическое жизнеощущение человека-творца. Лирический герой Вознесенского полон жажды действовать, творить:
Я со скамьи студенческой
Мечтаю, чтобы зданья
Ракетой ступенчатой
Взвивались в мирозданье!
Однако порою в то время ему недоставало гражданской зрелости, поэтической простоты. В стихах сборников "Парабола" и "Мозаика" (1960) энергичные интонации и ритмы, неожиданная образность и звукопись местами оборачивались увлечением формальной стороной стиха.
Стихи двух его первых книг полны молодой экспрессии. Автор стремится передать в них яростный напор окружающего мира. Но уже в сборнике «Антимиры» (1964) поэтическая манера Вознесенского становится более отточенной и рационалистичной. Романтическая экспрессия как бы «застывает» в метафоры. Теперь поэт не столько соучаствует в событиях, о которых рассказывает, сколько наблюдает за ними со стороны, подбирая к ним неожиданные и острые сравнения .
Впервые стихотворения Андрея Вознесенского были опубликованы в "Литературной газете". В 70е годы вышли сборники стихов: "Тень звука", "Взгляд", "Выпустите птицу", "Соблазн", "Избранная лирика".
Поэт Сергей Наровчатов, анализируя книгу Андрея Вознесенского "Витражных дел мастер", проследил связь между ее поэтикой и искусством витража. Как известно, связь между литературой и изобразительным искусством давняя, но в наши дни это "содружество муз" еще более укрепилось.
В стихах А. Вознесенского "Роща", "Бобровый плач", "Песнь вечерняя" до предела заострена мысль о том, что, разрушая окружающую природу, люди губят и убивают лучшее в себе самих, подвергая смертельной опасности свое будущее на Земле.
В творчестве Вознесенского заметно усиливаются нравственно-этические искания. Поэт сам ощущает острую необходимость обновления, прежде всего, духовного содержания поэзии. И выводом из этих раздумий становятся следующие строки о жизненном назначении искусства:
Есть высшая цель стихотворца --
Ледок на крылечке оббить,
Чтоб шли обогреться с морозца
И исповеди испить.
Эти порывы и устремления прозвучали в книгах "Дубовый лист виолончельный" (1975) и "Витражных дел мастер" (1976), "Тоскую о милых устоях". Они обусловили и появление иных мотивов, образных штрихов и деталей, например, в восприятии природы. Отсюда -- "Милые рощи застенчивой родины (цвета слезы или нитки суровой)..."; "Груша заглохшая, в чаще одна, я красоты твоей не нарушу"; "Сосны цветут -- свечи огня спрятав в ладони будущих шишек..."; "Виснут черемухи свежие стружки...". Поэт с каким-то удивлением признается сам себе: "Вижу как будто впервые озеро красоты русской периферии".
«Объясняя, почему он не жалеет лет, отданных архитектуре, Вознесенский писал в предисловий к «Дубовому листу виолончельному»: «Любой серьезный архитектор начинает осмотр проекта с плана и конструктивного разреза. Фасад--для непосвященных, для зевак. План--конструктивный и эмоциональный узел вещи, правда, нерв ее».
Вознесенский работает над произведениями большой поэтической формы, им написаны поэмы "Лонжюмо", "Оза", "Лед69", "Андрей Палисадов" и др. Его поэмы естественно вырастают из его стихотворений и возвышаются среди них, как деревья среди кустов. Эти поэмы стремительны, образы не застревают на быте и скрупулезной описательности, не хотят буксовать. Пространство дается в полете: "ночной папироской летят телецентры за Муром". В центре внимания -- Время (с большой буквы), эпическое Время:
Вступаю в поэму,
Как в новую пору вступают.
Так начинается поэма "Лонжюмо".
Реакция поэта на современное, жизненно важное -- мгновенна, безотлагательна, скорая помощь и пожарная команда его слова -- круглосуточны и безотказны. Болевое, человечное, пронзительное решительно и отчетливо характеризует творчество поэта.
Все прогрессы реакционны,
Если рушится человек.
Андрей Вознесенский писал также статьи по проблемам литературы и искусства, немало занимался живописью, часть его полотен находится в музеях.
В 1978 году в Нью-Йорке ему присудили премию Международного форума поэтов за выдающиеся достижения в поэзии, в этом же году за книгу "Витражных дел мастер" Андрей Вознесенский награжден Государственной премии СССР.
По Вознесенскому, человек - строитель того времени, в котором живет:
… минутные деревья вам доверены,
владейте не лесами, а часами.
И здесь поэт говорит о том, что время - оно выше всего. И именно оно охраняет человечество, его жизнь от забвения и разрушения: «живите под минутными домами». Мысль парадоксальная, но очень точная, как мне кажется.
Таким образом, можно сказать, что автор облекает все вещное, пространственное, во временную ткань. Даже Дом у него приравнивается ко времени. Это две параллельные прямые, которые все же, в конце концов, пересекаются. Даже одежду Вознесенский предлагает заменить временем, ведь оно дороже самых ценных мехов:
и плечи вместо соболя кому-то
закутайте в бесценную минуту...
Действительно, время - это самый лучший подарок для любого человека, но, к сожалению, подарить его - во власти только высших сил, Бога.
Стоит заметить, что рифма вообще не свойственна стихам Вознесенского. В данном стихотворении он зарифмовал лишь первую и вторую строфы - те, которые посвящены вещной стороне человеческого существования. Другие же две строфы не только не зарифмованы, но и построены несимметрично (по пять и два стиха в каждой). Они такие же, как и само время, о чем и говорит поэт в первом стихе третьей строфы: «Какое несимметричное Время!»
Пафос стихотворения «Живите не в пространстве, а во времени…» строится на противопоставлении - времени и пространства. И хотя поэт ставит их на разные полюса жизни человека, одно без другого невозможно. Впрочем, и люди не могут существовать без них.
Интересно, что в стихотворении нет конкретизации - нет ни лирического героя, ни обращения к кому-то лично. Все обобщенно, и вместе с тем касаемо каждого.
Вознесенский доказывает, что у него жизнь не такая, как у читателя, но зато такая, к которой читатель непременно должен стремиться. И хотя прямо в стихотворении это не указано, это чувствуется. Чтобы стать художником, личностью, нужно жить «во времени». То есть, подчеркивая дистанцию, Андрей Вознесенский одновременно призывал ее преодолеть.
И эта реальная, манящая достижимость приобщения к миру искусства завораживает и обольщает. Ведь именно такие люди, как поэт, живут во времени еще долго, даже после своей телесной жизни.
Странные сравнения, очень точные и пугающие, приводит автор в предпоследней строфе. Бросает в дрожь от осознания верности того, что:
Последние минуты - короче,
Последняя разлука - длиннее...
И ничего здесь не попишешь - так и есть. Нагнетание в строфе атмосферы безысходности, но возможности все изменить, выбора, подчеркивает повторение слова «последние».
Умирают - в пространстве,
Живут - во времени.
И здесь уж выбор за каждым - где он хочет жить, какую память о себе оставить. Наверное, это один из вечных, но вот так странно выраженных в стихотворении современного поэта, вопрос.
Муниципальное Бюджетное Образовательное Учреждение «СОШ №5»
Реферат на тему «Особенности лирики Андрея Вознесенского»
Выполнила: ученица 9-в класса
Бондарь Ольга
Учитель русского языка и литературы:
Валиулина Анна Александровна
Когалым 2013
Наверное, каждый человек хоть когда-нибудь в своей жизни смотрел в ночное небо и видел звёзды. Мы не задумываемся о том, что многих из них уже нет. Они умерли, и остался лишь свет, который летит к нам сквозь чёрную пустоту, чтобы рассказать о жизни той звезды. Слова, которые читаем мы на бумаге, - это свет сознания автора, дошедший до нас через много лет. Андрей Вознесенский – это целое созвездие мыслей и идей. Одни из них умирают, другие возрождаются и живут долго, оставляя след в наших сердцах. Автор воплощает свои идеи в образе графа Резанова:
Я удивляюсь, Господи, тебе!
Поистине, кто может, тот не хочет.
Тебе милы, кто добродетель корчит,
А я не умещаюсь в их толпе.
Как небо на дела мои плевало
Так я плюю на милости небес.
Как оказалось, в Бога можно верить и в то же время презирать и ненавидеть его. Созданный поэтом мир, коего он является Господом Богом и сам устанавливает законы бытия, заставляет нас изменять себя и реальность вокруг нас, толкает на безумные поступки. Порой он заставляет нас бросить всё и начать жизнь заново. Стремление к совершенству – неотъемлемая часть любого искусства. А самая главная цель его – это поиск Истины. Но искусство никогда не даёт готовых ответов. Оно может лишь помочь, подтолкнуть, показать дорогу, а идти по ней тебе придётся самому...
Все становится тайное явным.
Неужели под свистопад,
разомкнувши объятья, завянем –
как раковины не гудят?
А пока нажимай, заваруха,
на скорлупы упругие спин!
Это нас погружает друг в друга.
«Замерзли»
В современной критической литературе в последнее время стало модным проводить параллели между Вознесенским и величайшими поэтами первой половины XX века. Очень часто это переходит в обвинение в плагиате. Например, критик Станислав Рассадин в одной из своих статей под названием «Время стихов и время поэтов» пытается доказать то, что многое из творчества Вознесенского является точной копией поэзии Пастернака, Маяковского и Цветаевой.
В творчестве Вознесенского, как и у Пастернака, встречается образ снега, но символизирует он нечто иное. Если у Пастернака снег - «утайщик», идущий «из скрытности и для отвода глаз»:
Снег идет, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полет-
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот…
(Б. Пастернак. После вьюги)
У Вознесенского - разоблачитель, не сглаживает углы, а, наоборот, обозначает, подчеркивая контрасты и выявляя изъяны, то есть не гармонизирует жизнь посредством искусства, но демонстрирует все ее недостатки и пороки:
Негр на бампер налег, как пахари.
Сугроб качается. «Вив ламур!»
А ты в «фольксвагене», как клюква в сахаре,
куда катишься - глаза зажмурь!
(А. Вознесенский. Вслепую.)
Как нам кажется, заимствования, выявленные критиком, - это лишь отражение мотивов и образов других поэтов в творчестве Вознесенского. Поэтому гораздо интереснее и полезнее посмотреть, какие поэты наложили отпечаток на творчество Андрея Андреевича, какие идеи он продолжил, развил и изменил.
Одним из образов-символов, проходящих по всему творчеству Вознесенского, является образ Родины-России. Он восхищается своей Родиной и рассказывает о ней, возлюбленной:
Там храм Матери Чудотворной.
От стены наклонились в пруд
белоснежные контрофорсы,
будто лошади воду пьют.
(Из стихотворения «Авось»).
Андрей Вознесенский - поэт одаренный и своеобразный. Ему присуще чувство современности, тяга к многозначности образов, напряженный лиризм. Его творчество характеризуется сжатыми ассоциациями и неологизмами, часто гротескными метафорами. Он не похож ни на кого другого.
Драматизм, столь присущий лирике Андрея Вознесенского, возникает там, где происходит столкновение нового отношения к миру с реальными противоречиями современной действительности.
В человеческом организме
Девяносто процентов воды,
Как, наверное, в Паганини,
Девяносто процентов любви.
Даже если - как исключение -
Вас растаптывает толпа,
В человеческом
Назначении -
Девяносто процентов добра.
Девяносто процентов музыки,
Даже если она беда,
Так во мне,
Несмотря на мусор,
Девяносто процентов тебя.
Лиризм Вознесенского - это страстный протест против опасности духовной Хиросимы, то есть уничтожения всего подлинно человеческого в мире, где власть захватили вещи, а на “душу наложено вето”.
В его стихах звучит голос и тех, кто выдержал смертную борьбу с нацизмом, кто по праву мог сказать: “Взвил залпом на Запад- я пепел незваного гостя!”, а также и голос нового поколения антифашистов, призывающих не забывать об угрозах новой войны, уже атомной.
Почему два великих поэта,
проповедники вечной любви,
не мигают, как два пистолета?
Рифмы дружат, а люди - увы...
Почему два великих народа
холодеют на грани войны,
под непрочным шатром кислорода?
Люди дружат, а страны - увы...
Две страны, две ладони тяжелые,
предназначенные любви,
охватившие в ужасе голову
черт-те что натворившей Земли!
О творчестве, о себе, о России, о веке - мысли, озарения человека, который, кажется, уже не принадлежит этому миру. Он говорит, цитирует стихи. Шёпотом, через силу, превозмогая болезнь.
"Творчество - такая вещь, что нельзя плохо написать. Когда пишешь хорошо, это удача ", - говорит в своём последнем интервью Андрей Вознесенский.
На стихи поэта написаны популярные эстрадные песни: «Верни мне музыку», «Подберу музыку», «Танец на барабане», «Песня на „бис“» и главный хит «Миллион алых роз». Песня в исполнении Евгения Осина «Плачет девочка в автомате», ставшая популярной в начале 90-х, известна с конца 60-х как один из номеров дворовой музыкальной городской культуры. На самом деле это песня на стихотворение А. А. Вознесенского «Первый лёд». В песне местами изменены слова.
Читайте также:
|
«Эстрадная поэзия». Этим термином обычно обозначают исторически конкретное явление в истории русской литературы, когда на рубеже 1950-1960-х годов несколько поэтов (прежде всего, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Роберт Рождественский) начали читать свои стихи в Политехническом музее, во Дворце спорта в Лужниках, в других залах, рассчитанных на сотни и тысячи слушателей. Эта практика еще в дотелевизионную эпоху, во-первых, сделала их безусловными литературными звездами, а во-вторых, непосредственным образом сказалась на характере самих «эстрадных» стихов, стимулируя тяготение этих поэтов (и их последователей) к повышенной коммуникативности, форсировано яркой образности, исповедальному и проповедническому пафосу, афористичности и публицистичности, эффектным ораторским жестам. Голос и манера поведения поэта, его имидж, легенда, окутывающая его образ, при этом органичной и неотъемлемой частью входят в состав лирического сообщения, облегчают его усвоение максимально широкой аудиторией слушателей.
В творчестве «эстрадных» поэтов мощным художественным фактором стал пафос эстетического «воспоминательства», восстановления, поскольку было сильным ощущение разрыва традиции, потери культурной памяти. Развивались неомодернистские тенденции: «все либеральное шестидесятничество по сути - неомодернизм» (Кулаков В., 1999, с. 70). Для некоторых их них были важны прямые и опосредованные контакты с классикой «серебряного века» (ученичество А. Вознесенского у Б. Пастернака, культ А. Ахматовой и М. Цветаевой в поэзии Б. Ахмадулиной). «Громкая лирика» наследовала традиции русского футуризма и постфутуристической советской поэзии 20-х гг. с ее пафосом комсомольской романтики, ориентируясь в первую очередь на конструктивизм и позднего В. Маяковского, от которого она получила сильнейшие творческие импульсы, переняв его гражданственность, придающую личному значение всеобщего, а общее переживающую как личное. «Оголенность» чувств, суровая правдивость изображения, бесстрашие видения в стихах «эстрадников» отсылают к ближайшим предшественникам - поэтам фронтового поколения.
Одними из самых характерных особенностей поэзии 50-60-х гг. явились полемичность, боевой пафос, общественная активность. Здесь велась непрекращающаяся дискуссия по наиболее актуальным вопросам современности. При этом судьбы отдельных людей, жизнь страны, мировые события «шестидесятники» «пропускали через себя», резонируя на них предельно эмоционально, с живой непосредственностью.
Несомненным лидером «эстрадной поэзии» был Евгений Евтушенко. Несмотря на все (в большей степени справедливые) звучавшие тогда и впоследствии упреки в излишних дидактизме и риторичности, низком уровне художественности многих лирических произведений, его творчество важно для осмысления литературной жизни тех лет, так как оно воплотило в себе все идеологические и эстетические достоинства и недостатки «оттепельного» движения и поэтического направления, ставшего его неотъемлемой частью.
Как поэт Е.А. Евтушенко рожден общественной ситуацией середины 50-х гг. Сильнейшим стимулом развития его художественного мышления явился господствовавший в литературе публицистический, общественно-политический пафос. Постепенно поэт оказался в центре читательского внимания благодаря своему таланту, гражданскому темпераменту, умению задевать за живое. Его поэзия продолжает традиции русской классики XIX в. (А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, особенно велика роль Н.А. Некрасова) и модернистской поэзии рубежа XIX-XX вв.: «Известно, как спорили между собой Есенин, Маяковский, Пастернак. Мне хотелось бы помирить их внутри себя...» (Евтушенко Е.А., 1989, с. 256)
А.А. Вознесенский - поэт века научно-технической революции и жесточайшего кризиса гуманизма. Это состояние выражает себя прежде всего через поэтику тропов. Особенно характерны в данном отношении метафоры, поскольку метафору автор понимает «не как медаль за художественность, а как мини-мир поэта. В метафоре каждого крупного художника - зерно, гены его поэзии» (Вознесенский А.А., 1998, с. 76). В ассоциативное поле метафор раннего А.А. Вознесенского втянуты новейшие представления и понятия, рожденные эпохой научно-технической революции и модерна: ракеты, аэропорты, антимиры, пластмассы, изотопы, битники, рок-н-ролл и т.п. С приметами НТР соседствуют образы русской старины, великих художественных свершений и отзвуки глобальных событий.
Конструируя метафору, А.А. Вознесенский часто неожиданным образом сближает несоизмеримые друг с другом понятия: «Автопортрет мой, реторта неона, апостол // небесных ворот - / аэропорт!» («Ночной аэропорт в Нью-Йорке», Вознесенский А.А., 2000, т. 1, с. 75). Его поэзия играет смысловыми перекличками звуков. В этой установке на формальный эксперимент выражается самоощущение лирического героя - человека, жаждущего новых впечатлений и ищущего новые жизненные идеалы. Его мышление космополитично, зрение панорамно, для него характерны перемещения во времени и пространстве: Москва и Калифорния, аэропорт в Нью-Йорке и звезды над Михайловским.
Поэзия А.А. Вознесенского предельно личностна. Здесь все в конечном счете сводится к «Я» и все из него выходит. Лирический экспансизм А.А. Вознесенского склоняется к экспрессивной персонификации, распространению которой в поэзии второй половины XX в. он задал тон своим знаменитым «Я - Гойя!» («Гойя», там же, с. 15). Беды и радости страны, всего мира поэт воспринимает как свои собственные и призывает к революционному преобразованию жизни.
Характерное свойство поэзии Рождественского - постоянно пульсирующая современность, живая актуальность вопросов, которые он ставит перед самим собой и перед нами. Эти вопросы касаются столь многих людей, что мгновенно находят отклик в самых различных кругах. Если выстроить стихи и поэмы Рождественского в хронологическом порядке, то можно убедиться, что лирическая исповедь поэта отражает некоторые существенные черты, свойственные нашей общественной жизни, её движение, возмужание, духовные обретения и потери.
Постепенно внешнее преодоление трудностей, весь географический антураж молодёжной литературы того времени сменяются другим настроением - поисками внутренней цельности, твёрдой нравственной и гражданской опоры. В стихи Рождественского врывается публицистика, а вместе с ней и не утихающая память о военном детстве: вот где история и личность впервые драматически соединились, определив во многом дальнейшую судьбу и характер лирического героя.
В стихах поэта о детстве - биография целого поколения, его судьба, решительно определившаяся к середине 1950-х годов, времени серьёзных общественных сдвигов в советской жизни.
Большое место в творчестве Роберта Рождественского занимает любовная лирика. Его герой и здесь целен, как и в других проявлениях своего характера. Это вовсе не означает, что, вступая в зону чувства, он не испытывает драматических противоречий, конфликтов. Напротив, все стихи Рождественского о любви наполнены тревожным сердечным движением. Путь к любимой для поэта - всегда непростой путь; это, по существу, поиск смысла жизни, единственного и неповторимого счастья, путь к себе.
Обращаясь к актуальным поэтическим темам (борьба за мир, преодоление социальной несправедливости и национальной вражды, уроки Второй Мировой войны), проблемам освоения космоса, красоты человеческих отношений, морально-этических обязательств, трудностей и радостей повседневной жизни, зарубежным впечатлениям, Рождественский со своим энергичным, пафосным, «боевым» письмом выступил продолжателем традиций В. В. Маяковского.
Вопрос 29.
Значительным явлением в литературе семидесятых годов стала та художественная тенденция, которая получила название "тихой лирики". "Тихая лирика" возникает на литературной сцене во второй половине 1960-х годов как противовес "громкой" поэзии "шестидесятников". В этом смысле эта тенденция прямо связана с кризисом "оттепели", который становится очевидным после 1964-го года. "Тихая лирика" представлена, в основном такими поэтами, как Николай Рубцов, Владимир Соколов, Анатолий Жигулин, Анатолий Прасолов, Станислав Куняев, Николай Тряпкин, Анатолий Передреев, Сергей Дрофенко. "Тихие лирики" очень разнятся по характеру творческих индивидуальностей, их общественные позиции далеко не во всем совпадают, но их сближает прежде всего ориентация на определенную систему нравственных и эстетических координат.
Публицистичности "шестидесятников" они противопоставили элегичность, мечтам о социальном обновлении - идею возвращения к истокам народной культуры, нравственно-религиозного, а не социально-политического обновления, традиции Маяковского - они предпочли традицию Есенина (такая ограничительная бинарная оппозиция, как "Маяковский-Есенин", вообще была характерна для "оттепельных" пристрастий: аналогичные размежевания касались Ахматовой и Цветаевой, Евтушенко и Вознесенского, физиков и лириков, и т. п.); образам прогресса, научно-технической революции, новизны и западничества "тихие лирики" противопоставили традиционную эмблематику Руси, легендарные и былинные образы, церковные христианские атрибуты и т. п.; экспериментам в области поэтики, эффектным риторическим жестам они предпочли подчеркнуто "простой" и традиционный стих. Такой поворот сам по себе свидетельствовал о глубоком разочаровании в надеждах, пробужденных "оттепелью". Вместе с тем, идеалы и эмоциональный строй "тихой лирики" были гораздо более конформны по отношению к надвигающемуся "застою", чем "революционный романтизм" шестидесятников. Во-первых, в "тихой лирике" социальные конфликты как бы интровертировались, лишаясь политической остроты и публицистической запальчивости. Во-вторых, общий пафос консерватизма, т. е. сохранения и возрождения, более соответствовал "застою", чем шестидесятнические мечты об обновлении, о революции духа. В целом, "тихая лирика" как бы вынесла за скобки такую важнейшую для "оттепели" категорию, как категория свободы, заменив ее куда более уравновешенной категорией традиции. Разумеется, в "тихой лирике" присутствовал серьезный вызов официальной идеологии: под традициями "тихие лирики" и близкие им "деревенщики" понимали отнюдь не революционные традиции, а наоборот, разрушенные социалистической революцией моральные и религиозные традиции русского народа.
Роль лидера "тихой лирики" досталась рано погибшему Николаю Рубцову (1936-1971). Сегодня оценки Рубцова группируются вокруг двух полярных крайностей: "великий национальный поэт", с одной стороны, и "придуманный поэт", "псевдокрестьянский Смердяков", с другой. Было бы, разумеется, несправедливым объявить Рубцова всего лишь монотонным эпигоном Есенина, возведенным в сан гения усилиями критиков. Вместе с тем, даже рьяные поклонники Рубцова, говоря о его поэзии, неизменно уходят от серьезного анализа в измерение сугубо эмоциональное: "Образ и слово играют в поэзии Рубцова как бы вспомогательную роль, они служат чему-то третьему, возникающему из их взаимодействия" (В. Кожинов), "Рубцов словно бы специально пользуется неточными определениями... Что это? Языковая небрежность? Или это поиск подлинного, соответствующего стиховой ситуации смысла, освобождение живой души из грамматико-лексических оков?" (Н. Коняев). В отличие от "поэтов-шестидесятников", Рубцов совершенно игнорирует традиции поэзии модернизма. Он почти полностью освобождает свои стихи от сложной метафоричности, перенося главный акцент на напевную интонацию, достигающую подчас высоких пронзительных нот. Его поэзия стала весомым аргументом в пользу традиционности (в противовес - эксперименту, новизне). Сам Рубцов не без вызова писал:
Я переписывать не стану,
Из книги Тютчева и Фета,
Я даже слушать перестану
Того же Тютчева и Фета.
И я придумывать не стану
Себе особого Рубцова,
За это верить перестану
В того же самого Рубцова.
Но я у Тютчева и Фета
Проверю искреннее слово,
Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова.
Причем, интересно, что традиция, в которую Рубцов "встраивал" свое творчество, соединяя фольклорную песню (Рубцов нередко исполнял свои стихи под гитару или под гармошку), поэзию Тютчева, Фета, Полонского, Блока и, конечно, Есенина, выглядела весьма избирательно. Этот ряд постоянно перебирается в статьях и мемуарах о Рубцове. В самом "наборе" ориентиров звучал вызов: натурфилософы Тютчев и Фет поднимаются на знамя в противовес официально залакированному "социальному" Некрасову, "мистик" Блок и "упадочник" Есенин - в противовес официальному "поэту социализма" Маяковскому.
Но здесь упущено еще одно, может быть, самое существенное звено: между Блоком и Есениным располагалась так называемая "новокрестьянская поэзия", представленная в первую очередь Николаем Клюевым и Сергеем Клычковым: "тихая лирика" вообще и Рубцов в частности подключаются именно к этой оборванной тенденции, принимая из рук "новокрестьянских поэтов" такие качества, как религиозный культ природы, изображение крестьянской избы как модели мира, полемическое отталкивание от городской культуры, живой интерес к сказочному, легендарному, фольклорному пласту культуры.
На наш взгляд, значение поэзии Рубцова и должно оцениваться в масштабе сдвига культурных парадигм, происходившего на рубеже 1960-1970-х годов. В своих, не всегда совершенных, но эмоционально очень убедительных стихах Рубцов первым не интеллектуально, а суггестивно обозначил очертания нового культурного мифа, в пределах которого развернулась и "тихая лирика", и "деревенская проза", и вся почвенническая идеология 1970-1980-х годов.
Вопрос 30.
Деревенская проза - направление в русской литературе 1960-1980-х годов, осмысляющее драматическую судьбу крестьянства, русской деревни в 20 веке, отмеченное обостренным вниманием к вопросам нравственности, к взаимоотношениям человека и природы. Хотя отдельные произведения начали появляться уже с начала 1950-х (очерки Валентина Овечкина, Александра Яшина и др.), только к середине 1960-х «деревенская проза» достигает такого уровня художественности, чтобы оформиться в особое направление (большое значение имел для этого рассказ Солженицына «Матрёнин двор»). Тогда же возник и сам термин. Крупнейшими представителями, «патриархами» направления считаются Ф.А.Абрамов, В.И.Белов, В.Г.Распутин. Ярким и самобытным представителем «деревенской прозы» младшего поколения стал писатель и кинорежиссёр В.М.Шукшин. Также деревенская проза представлена произведениями В. Липатова, В. Астафьева, Е. Носова, Б. Можаева, В. Личутина и других авторов. Создаваемая в эпоху, когда страна стала преимущественно городской, и веками складывавшийся крестьянский уклад уходил в небытие, деревенская проза пронизана мотивами прощания, "последнего срока", "последнего поклона", разрушения сельского дома, а также тоской по утрачиваемым нравственным ценностям, упорядоченному патриархальному быту, единению с природой. В большинстве своем авторы книг о деревне - выходцы из нее, интеллигенты в первом поколении: в их прозе жизнь сельских жителей осмысляет себя. Отсюда - лиричность повествования, "пристрастность" и даже некоторая идеализация рассказа о судьбе русской деревни.
Чуть раньше, чем поэзия «шестидесятников», в русской литературе сложилась наиболее сильная в проблемном и эстетическом отношении литературное направление, названное деревенской прозой. Это определение связано не с одним предметом изображения жизни в повестях и романах соответствующих писателей. Главный источник такой терминологической характеристики – взгляд на объективный мир и на все текущие события с деревенской, крестьянской точки зрения, как чаще всего принято говорить, «изнутри».
Эта литература принципиально отличалась от многочисленных прозаических и стихотворных повествований о деревенской жизни, которые возникли после окончания войны в 1945 году и должны были показать быстрый процесс восстановления всего уклада – экономического и нравственного в послевоенной деревне. Главными критериями в той литературе, получавшей, как правило, высокую официальную оценку, были способность художника показать общественную и трудовую преобразовательную роль и руководителя, и рядового землепашца. Деревенская же проза в ныне устоявшемся понимании близка была пафосу «шестидесятников» с их апологией самоценной, самодостаточной личности. При этом эта литература отказалась даже от малейших попыток лакировки изображаемой жизни, представив истинную трагедию отечественного крестьянства в середине 20 века.
Такую прозу, а это была именно проза, представляли очень талантливые художники и энергичные смелые мыслители. Хронологически первым именем здесь должно выступать имя Ф.Абрамова, рассказавшего в своих романах о стойкости и драме архангельского крестьянства. Менее социально остро, но эстетически художественно еще более выразительно представлена крестьянская жизнь в повестях и рассказах Ю.Казакова и В.Солоухина. В них звучали отголоски великого пафоса сострадания и любви, восхищения и признательности, звучавшего в России с 18 века, со времен Н.Карамзина, в повести которого "Бедная Лиза" моральным лейтмотивом звучат слова: «и крестьянки любить умеют».
В 60-е годы благородный и нравственный пафос этих писателей обогатился небывалой социальной остротой. В повести С.Залыгина «На Иртыше» воспет крестьянин Степан Чаузов, оказавшийся способным на неслыханный по тем временам нравственный подвиг: он защитил семью крестьянина, обвиненного во враждебном отношении к Советской власти и отправленного ею в ссылку. Великим пафосом искупления вины интеллигенции перед крестьянином предстали в отечественной литературе самые знаменитые книги деревенской прозы. Вряд ли какая иная национальная литература имеет такое созвездие творч
Вопрос 31.
Без сомнения, В.М.Шукшин является мастером в жанре короткого рассказа. Этого писателя можно считать продолжателем традиций классической русской литературы. Основной целью человеческой жизни Шукшин считал желание помочь окружающим.
Особенностью творчества писателя по праву можно считать стремление раскрыть сущность своих персонажей в самые сложные моменты их жизни. В образах, создаваемых Шукшиным, воплощены идеалы простого русского человека. Любое произведение, по мнению писателя, должно «рождать в душе его радостное чувство устремления вослед жизни или с жизнью вместе».
Яркой особенностью творчества Шукшина является динамичность, быстрая смена картин, которая способствуют большему пониманию сложившейся ситуации. Героями его рассказов являются обычные люди, живущие так, как велит им внутренний мир.
Но не всегда Шукшин сам подводит итоги. Чаще всего читатель сам должен понять и осознать, о чем говорит автор и что он считает самым главным в той или иной ситуации.
Для раскрытия характеров своих героев Василий Шукшин, кроме всего прочего, прибегает к юмору и к комическим моментам.
Таким образом, отношение читателей к героям Шукшина формируется во многом благодаря комическим ситуациям, которые и раскрывают образы в полной мере. Кроме того, они показывают персонажей такими, какими они являются в реальности.
Очень часто в произведениях В.Шукшина веселые нотки переплетаются с грустью и какой-то всепоглощающей тоской. Так, в рассказе «Думы» главный герой, слушая чуть ли не каждую ночь звуки гармони на улице, вспоминает свои молодые годы, где было много памятного. Самые разные мысли одолевают героя: вспоминает он о смерти брата, о своей жене, думает о будущем. Надо сказать, что Шукшину свойственно обращение к форме раздумий в своих произведениях, ибо именно размышления раскрывают внутренний мир человека.
В языковом плане рассказы писателя очень ярки и многогранны. Автор легко воссоздает речь героев, которая является очень живой и образной.
В ранних рассказах преобладает образ простого человека, трансформированный в образ сельского жителя, идеалы, связанные с нравственностью. В целом идеал ранний шукшинский, как и идеал деревенской традиции в целом, отыскивается в мире малой родины с отчетливыми нравственными ориентирами.
В рассказах 60-х годов усложняется взаимоотношение героя с миром. Изначально цельный нравственный характер, но дальше больше усложняется противоречие натуры шукшинских героев. По такой линии идет творческая эволюция Шукшина. Выход за рамки деревенской литературы в сторону углубления натуры героя, сам деревенский мир, который является пусть и в мифологическом виде, перестает быть носителем авторского идеала. Противопоставление деревенской и городской цивилизации у него отчасти снижается. Принадлежность героя к миру деревенскому не избавляет героя от противоречий, попытки осмыслить мир.
Большое художественное открытие Шукшина – ему удается создать новый тип героя художественной литературы. Шукшинские чудики – тип героя, густо населяющий его прозу, кинематографию. Чудик по созвучию соотносится с понятием «чудак». Чудик – особый инвариант, отличающийся от исходного прототипа «чудака». От Дон Кихота Сервантеса до Фауста Гете – герои чудаки встречаются. Чудак он, потому что выглядит странно, непонятно его современникам, которые живут с ним вместе в художественном мире произведения. Герой-чудак становится воплощением авторского идеала как в Дон Кихоте, так в Фаусте, потому что такие герои опережают свою эпоху мудростью, воплощением авторских идеалов. Живут с законами мироздания, которые их окружают.
Шукшинские чудики – интересная версия героев-чудаков. Форма слова чудак-чудик показывает направление трансформации, которая происходит. Шукшинские чудики также нелепы, непонятны для окружающих, совершают непонятные поступки, драматическое развитие событий… Это герои отнюдь не мудрецы (отличие шукшинских героев). Чудик – это чудак, лишенный мудрости, но не потому что он гениально открывает, предвидит новые ценности, идеалы. Они не философы, не гении. Для Шукшина важно другое – интуитивное стремление что-то в жизни изменить, что-то в жизни отыскать, но так как образования не так уж и много, то благие намерения оказываются конфузом. Шукшинский чудик чувствует неудовлетворенность повседневным своим существованием и интуитивно ищет выходы из своей ситуации. В итоге интуитивное ощущение выливается, чудик начинает искать возможности раздвинуть границы жизни, в которой он живет. Нужно сделать мир хоть чуточку лучше для ближнего. Чудики не мыслят границами культуры, нации, но стремятся сделать окружающую жизнь лучше. Для Шукшина важна их неудовлетворенность и поиск новых горизонтов.
Рассказы Шукшина обладают эвристичной структурой. Принцип новеллистичности связан с динамичным изображением яркого события. У Шукшина новеллистичность соединяется с кинематографичностью. Его рассказы строятся как цепочка новелл. Иногда две – три страницы – объем рассказа, он лаконичен. Это одна особенность сюжетостроения: динамичность сюжета и построение цепочки новелл(как фильме цепь эпизодов склеивается и монтируется). Так строится роман, монтажное сцепление хорошо заметно, даже одно центральное событие разбито на эпизоды, насыщенность очень высокая на достаточно малом пространстве.
Другая стилевая черта – диалогизм, очень много прямого слова персонажа. Авторское присутствие тоже есть, но все равно возникает ощущение, что произведения Шукшина состоят из диалогов (как в кино). У Шукшина диалоги занимают большое место. Есть и внутреннее слово героя: диалог героя с самим собой, и диалог автора с читателем. Диалогичность не только на уровне повествовательной структуры организации. Диалогичность как внутренняя черта поэтики, на уровень семантики, содержания. Герои вступают в диалог друг с другом, с самим собой. Путь шукшинского героя – это путь к познанию самого себя (путь даже и интуитивного). Сами поступки полемичны и диалогичны и по отношению к миру, и к самому себе. Шукшинская проза – это в полной мере стихия диалога с точки зрения и семантики, и художественного поиска.
| | | | | | | | | | 11 | | | | |
1. Связь темы духовной красоты человека с темами природы и окружающего мира.
2. Нравственный стержень героев Евтушенко и Вознесенского.
3. Тема духовной красоты человека в авторской песне.
Формула «людей неинтересных в мире нет» была заявлена Е. Евтушенко уже в 1960 году. Это стихотворение обращено к людям, которых иногда принято называть «простыми». В своем творчестве каждый писатель, поэт так или иначе обращается к этой теме — теме человека, его души, его поступков и намерений. Но тема человека, его духовной красоты всегда связана с темой природы, окружающего мира, той средой, в которой человек проявляет свои мысли и чувства. Стихотворение Алексея Парщикова «Элегия» — вроде бы о природе, о жабах, как низших представителях животного мира, но и здесь проступает его интерес к красоте живого, к людям, их действиям, поступкам.
...В девичестве вяжут, в замужестве — ходят с икрой,
Вдруг насмерть сразятся, и снова уляжется шорох.
А то, как у Данта, во льду замерзают зимой,
А то, как у Чехова, ночь проведут в разговорах.
Человеку выпадает роль посредника между природой и человечеством. А. Вознесенский когда-то говорил об этом:
Мы — двойники. Мы агентура
Двойная, будто ствол дубовый,
Между природой и культурой,
Политикою и любовью.
Проблема человека и его нравственного идеала волновала многих авторов — не только прозаиков, но и поэтов. Нравственный стержень лирического характера у Евтушенко проявляется в стихах о людях, которые уже прошли жесточайшую проверку на прочность и выдержали ее на войне. Это такие стихотворения, как «Свадьбы», «Фронтовик», «Армия», «Настя Карпова». В стихотворении «Фронтовик» герой — раненый солдат, предмет величайшего обожания мальчишек и подростков. При этом мы видим самое решительное осуждение моральной уступчивости фронтовика, который, сильно напившись, приставал со своими ухаживаниями то к одной, то к другой девушке и «слишком звучно, слишком сыто вещал о подвигах своих». Не только дети, герои стихотворения, но и поэт связывает нравственный идеал с людьми, сражавшимися на фронте, поэтому он не позволяет ни малейшего отклонения от него фронтовику, поэтому упорно твердит, что «должен быть он лучше, лучше, за то, что он на фронте был».
Особенно показательна в этом смысле последняя книга Вознесенского — «Прорабы духа», где сквозная публицистическая тема проходит сквозь стихи, прозу, критические заметки. Кто такие прорабы духа для Вознесенского? Это люди редкого призвания — «общественники культуры», «творцы творцов», организаторы, защитники, помощники, подвижники, люди, реализовавшие себя не прямо в творчестве, а в «деятельности ради искусства». Такие, как Третьяков, Цветаев, Дягилев. Но автор не склонен к жесткому разделению людей искусства на собственно художников и как бы предназначенных для их обслуживания духовных прорабов. Черты «прорабства» обнаруживает он в поэтах, композиторах, режиссерах. И еще дальше, еще шире: прорабы духа — это все, кто участвует в созидании — духовных ли ценностей, материальных.
В деревне находит свои нравственные идеалы поэт Н. Рубцов. Размеренная жизнь сельского труженика, привычные повседневные заботы простых людей отвечают состоянию души Рубцова. Она растворяется в необъятности сельской природы, поет ее голосом, плачет ее слезами. Но и слезы у Рубцова не «горькие», они хрустально чистые, иногда чуть подернутые вуалью светлой печали. Такова поэтическая зарисовка «Добрый Филя». Рубцов видит доброту деревенских жителей, их не знающую границ доверчивость. Он помнит, что и в его «Николе» никогда не запирали дверей, заменяя замки батожком, приставленным к косякам. Потому-то как раз деревня никогда не прощала воровства, «лихих людей» навечно изгоняли из общины. Может быть, наиболее отчетливо и ярко тема человека и его духовной красоты проявилась в лирике поэтов-бардов, создателей авторской песни — Б. Окуджавы, В. Высоцкого, А. Розенбаума. Их лирика наиболее близка к человеку, к его самым потаенным мыслям и желаниям. Успех пришел к Окуджаве потому, что он обращается не к массе, а к личности, не ко всем, а к каждому в отдельности. Суть авторской песни состоит в утверждении авторской — т.е. свободной, неподцензурной, самостоятельной (от греч. autos — сам) — жизненной позиции, авторского мироощущения. Каждой такой песней автор как бы говорит: «Это — мой крик, моя радость и моя боль от соприкосновения с действительностью». Центральным мотивом поэзии Окуджавы и, в частности, его песенного творчества является мотив надежды, понимаемой и трактуемой в нескольких ипостасях. Абстрактное понятие «надежда» «очеловечивается», одушевляется Окуджавой, приобретает зримые черты, воплощаясь в реальной женщине по имени Надежда («Товарищ Надежда по фамилии Чернова», «Надя-Наденька... в спецовочке, такой промасленной»); в то же время имя Надежда поэтически обобщается, приобретая функцию символа.
Герои Высоцкого-лирика находятся в вечном движении-преодолении:
Для остановки нет причин.
Иду, скользя.
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя.
Для ранних песен Высоцкого характерна манифестация неограниченных способностей человека, любви и дружбы. Его герои рвутся в облака, покоряют океаны, штурмуют горные вершины. Экстремальная ситуация является непременной составляющей романтической поэтики Высоцкого. Война также романтизирована Высоцким. Основной мотив его «военных» песен — воспевание подвигов летчиков, подводников, разведчиков, морской пехоты. Набат войны, как пепел Клааса, стучит в его сердце:
А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
И когда наши кони устанут под нами скакать,
И когда наши девушки сменят шинели на платьица, —
Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!
(«Песня о новом времени»)
